Падший ангел
На чабанских стоянках можно встретить кого угодно. Обыкновенными подпасками,
наряду с отпетыми уголовниками, работают здесь врачи, учителя, инженеры и даже
доктора наук. Чаще всего это спившиеся, потерявшие себя и даже человеческий облик
личности, которых заумно называют "асоциальными элементами". Одних чабаны находят
на аллеях и вокзалах близлежащих городов и сел, вторых... покупают у друзей и
соседей и даже выигрывают в карты. Не знаю, как сейчас, но даже в районных центрах,
к примеру, в Цаган Амане, совсем еще недавно была мода на "бичей". Их "держали"
не только на точках и частных бахчах, но даже в поселке, где "рабы" сажали огороды,
возводили дома, ухаживали за скотиной.
"Хочешь, я привезу тебе пару таких "бичуганов"? Пусть работают во дворе и саду,
- предложил мне как-то родственник с Волги. - Корми их, покупай папиросы, одевай
с мужниного плеча, но денег и водки не давай - убегут!". От этих слов стало по-настоящему
страшно: как, оказывается, дешево ценится труд и даже жизнь человека! Ведь эти
самые "элементы", как правило, существуют без документов, а значит, полностью
в руках новоявленных "рабовладельцев". И этот факт почему-то совершенно не тревожит
милицию и прочие правоохранительные органы. А ведь где-то, быть может, этого бомжа
ищут и ждут, и плевать родственникам, что он пьяница и пропащий...
Я расскажу вам историю, которая случилась на одной из стоянок того же Юстинского
района. Человек ценой подорванного здоровья и сломанных надежд вырвался из рабства.
Не знаю, как дальше сложилась жизнь этой юной девчушки, но очень хочу, чтобы все
в ее жизни наладилось...
Оглянитесь вокруг себя! Не дай Бог, но на месте этой Наташки может оказаться
и ваш ребенок...
Раздались шаги, скрипнула половица, и в светлом проеме двери появился огромный
мужской силуэт. Чуть покачиваясь и пьяно икая, чабан смотрел на затаившуюся в
темноте фигурку девчонки. Наташка снова не могла уснуть и, подобрав острые коленки
в рваных тренировочных штанах, неподвижно сидела на грязном облезлом матраце.
Нещадно горел правый бок. Тупая боль временами становилась резкой и жгучей,
не было мочи терпеть, и Наташка тихонько стонала, крепко стиснув зубы. Бессильные
слезы раскаленными каплями срывались с глаз и падали на сложенные на коленках
руки.
- Что, опять болит? - Марат по-прежнему стоял в дверях, ожесточенно почесывая
огромной пятерней, поросший щетиной подбородок. - Ладно, спи. Утром съезжу за
фельдшером.
Пьяные голоса в дальней комнате стали громче и резче. Это дружки чабана дошли
"до нужной кондиции", сейчас они будут орать, материться, бить посуду и драться.
Потом, вспомнив о девчонке, станут требовать ее к себе. Марат потащит упирающуюся
Наташку к гостям. Ей вольют в рот полбутылки водки и заставят танцевать под шипящую
мелодию заезженной кассеты магнитофона. Это раньше старший чабан ее продавал на
соседние точки, бывало, проигрывал в карты. А потом, спустя несколько дней, приезжал
на дребезжащей машине и увозил, избитую, еле живую, домой.
Его половинка, тихая покорная Гульжан, лишь горестно вздыхала, провожая взглядом
юную наложницу мужа, неведомо как очутившуюся на их богом забытой стоянке. С тех
пор, как здесь, в глухой степи, появилось шестнадцатилетнее русоволосое чудо,
Гульжан совсем потеряла покой. Жгучая ревность, злоба на распоясавшегося супруга
- этого похотливого сорокапятилетнего мужлана, презрение к падшему голубоглазому
ангелу, уступили место жалости и раскаянью. Ведь это она, хозяйка чабанской стоянки,
стыдливо промолчала, когда в один из осенних вечеров Марат привез в дом избитую
чумазую девчонку, сердито буркнув: "Выиграл в карты... Она будет у нас жить".
С тех пор минул почти год. Наташка помогала Гульжан, прибираясь по дому, в
кошаре, чистила базы, пасла скот. Она почти ни с кем не говорила, молча выполняла
хозяйские указания, была заторможенной и вечно печальной.
Вечерами, когда уходило солнце за горизонт, девчонка любила взбираться на большой
пригорок и, уткнувшись лицом в острые исцарапанные коленки, часами вглядывалась
вдаль. Она о чем-то мучительно думала, что-то вспоминала. Может, мечтала вырваться
из ненавистного рабства, вспорхнуть большой белой птицей и улететь прочь из этого
ада.
Наташка никогда не роптала, не капризничала, не огрызалась. Ее били - молчала,
как партизан, унижали, издевались - ни единого звука. Она будто окаменела, превратившись
в статую, зачерствела сердцем и душой. Лишь однажды Гульжан услышала ее смех -
гортанный, клокочущий, как бы рвущийся из нутра. Вначале хозяйка подумала, что
девушка плачет. Но, приглядевшись, поняла, что так ее позабавило: новорожденный
ягненок, только обсохнув от родов, пытался подняться на тоненьких кривеньких ножках.
Он тянулся вверх, встряхивал крошечной головой, приподнимая хилое тельце, но снова
и снова падал в подстилку из сена.
... Этой ночью Наташку не потревожили. Марат, видно, не на шутку перепугавшись
ее состояния, запихнул товарищей в старый "УАЗ" и увез подальше от греха.
Вскоре боль чуть-чуть отступила, и Наташка погрузилась в серую дрему. Но снова
ей снился тот страшный сапог чабана, бьющий ее, лежащую, наотмашь, по ребрам.
Видение было настолько ярким, что девушка вздрогнула, застонала и сразу проснулась.
Боль обожгла ее, накатила горячей волной. Стало трудно дышать, пот струился
по телу. Она заворочалась, жалобно застонала, потом, не выдержав, закричала. В пелене
слез появилась заспанная босая Гульжан. Она кинулась будить храпящего мужа, еле
его растолкала, бросилась за грелкой и горячей водой, уронила на пол аптечку с
лекарствами. "Умирает... Она умирает!!! Какой грех берем на душу! Хорошо, хоть
сыновья служат и не видят позора!" - билось в мозгу.
Поднятый с постели Марат ничего не соображал. Он сидел на кровати, растрепанный,
с помятым лицом, тупо уставившись в коврик с оленями. Гульжан схватила ключи от
машины, еле ее завела, забежала в дом: "Ну, быстрей говори, куда и кому позвонить?!
Да не молчи ты, дура безмозглая!". Наташка разжала побелевшие губы и, тяжело и
с хрипом дыша, еле слышно произнесла: "Позвоните в Москву... Моей маме... Скажите,
что умираю. Номер телефона 458-14-35".
Уже забрезжил рассвет, а Гульжан все не появлялась. Наконец раздались рокот,
дребезжанье, гул мотора машины, хлопнули дверцы, и на пороге появилась женщина
вместе с врачом, Он доводился хозяйке двоюродным братом и, значит, в случае Наташкиной
смерти смолчит. Доктор осмотрел пациентку, сделал ей пару уколов и туго перебинтовал
правый бок.
- Ты, Марат, сломал ей два ребра. Почки и печень, кажется, не задеты. Все-таки
девчонку надо везти в Цаган Аман. Кстати, Гульжан, ты куда-то звонила? Сестра
гневно взглянула на мужчину в белом халате: "Не болтай лишнего! Я звонила племяннице
Розе в Шамбай. И никуда от себя Наташку не отправлю! Буду ухаживать, как за малым
дитём!".
Днем девушке стало гораздо лучше. Она даже выпила горячего бульона, пожевала
мясца. Гульжан, забросив дела, сидела с ней рядом, а сунувшегося было в комнату
супруга, злобно шикнув, не пустила даже за порог.
- Знаешь, я и спать лягу рядом с тобой, - говорила она, расстилая курпачу -
запасной ватный матрац. - И никого сюда не впущу, ты не бойся. Только, айналайн,
быстрей поправляйся, ладно?
Ночью вдруг зашлись в лае собаки. Послышался мягкий шорох автошин, резкое хлопанье
дверей, чьи-то приглушенные голоса. Марат вскочил, глянул в окно и обомлел: у
порога его дома стояло три навороченных джипа, которые он и видел-то лишь по телеку.
Набросив легкую куртку, хозяин выскочил навстречу нежданным гостям, но тут же
был отброшен в сторону и прижат к стене автоматным прикладом.
- Слышь, мужик, это ты Казиев?! Где девчонка?! Живо - убью! - в висок уткнулось
автоматное дуло.
- Т-там... в к-к-комнате... спит... Три огромных бритых московских бандита,
упакованных в кожу, пинком открыли двери конурки, за которой лежала Наташка.
- Все-все, успокойся, малыш! Я приехал... Ты спасена, - в комнату шагнул самый
здоровый детина. Он гладил по русым волосам младшую сестренку Наталку, свою маленькую
Русалочку - умницу, красавицу и любимицу семьи, бесследно исчезнувшую два года
назад по пути домой из престижной французской школы.
Елена Абушаева
Калмыкия, Элиста
Сайт BumbinOrn.ru,
18.02.2003 г.
|
